Акварель послужила обложкой для моей повести "Город - Остров"

https://proza.ru/2020/04/20/1217

Глава из повести:

МЕДОВЫЙ БАРСУК

Уже несколько месяцев я снимал комнату в деревянном голубом доме у хозяина дяди Феди на окраине Полуострова в деревне Ям. Деревенька находилась в низине - яме. Была ранняя осень. Вокруг дома рос старый фруктовый сад. Огромные, с перекрученными ветками и корявыми стволами, яблони стояли, угрохши яблоками. Под весом плодов ломались ветки. Ночи тихие и звёздные. Наступило время звездопада - вместе с гулкими звуками падающих яблок бесшумно чертили тёмно-синее небо падающие звёзды. В саду стоял круглый деревянный стол, покрытый клеёнкой. Поверхность стола иногда намокала, и в ней отражался кусок звёздного неба. Выходя ночью в сад, я мечтательно смотрел вверх, на Млечный Путь и причудливые розы блистающих созвездий. Потом подходил к столу и изучал «карту» будущего большого космического путешествия.
Возвращаясь вечером с этюдов, я обычно заставал хозяина на кухне. Он сидел на табуретке, упёршись спиной на холодильник, и читал потрёпанный журнал «Наука и жизнь». Дверца старого холодильника «Полюс» была сплошь заполнена наклейками с бэтменами, человеками - пауками и девами - воительницами. Флегматичный белый кот Клёпа по своему обыкновению лежал, поджав под себя лапы, на крашеном подоконнике рядом с большим зелёным яблоком и коробкой с лекарствами. Кот глядел в окно, иногда поворачивал морду и нюхал лекарства. На печке стоял чугунок с отваренной «в мундирах» картошкой, накрытый вафельным полотенцем, на столе - трёхлитровая банка солёных огурцов. Дядя Федя говорил: «Бери ложку, ешь картошку!» Я обдирал шкуру с дымящейся картофелины, посыпал крупной солью, насаживал на вилку корявый пупырчатый огурец, отламывал краюху ржаного хлеба и, наслаждаясь, ел. Вспоминал Юрия Гагарина. После триумфального полёта в космос ему часто приходилось участвовать в томительных банкетах и пышных пирах. И однажды, сидя за изобильным столом с изысканными яствами, он вдруг с сожалением сказал: «Мне бы сейчас картошечки «в мундирах» да с солёным огурчиком!»
Иногда к Фёдору заезжал его приятель Жора на скрипучем велосипеде. Федя спрашивал:
- Как жизнь молодая?
- По-старому.
- Откуда едешь?
- Да из города! По делам был и в магазинах!
- А почему ничего не везёшь?
- Как не везу? Вот батарейку для часов купил и два подшипника!
Потом они долго разговаривали о пчёлах.
Дядька Жора жил в соседней деревне Зажогино. На указателе с названием деревни какой-то шутник пририсовал палочку к букве «Г», изменив на «П». Его дом стоял поблизости «Стоунхенджа» - недостроенной фермы. Над фундаментом возвышались мощные бетонные колонны, кое-где перекрытые балками. Место было возвышенное, на «Стоунхендже» почему-то не росла трава. Рядом протекала река, на другом берегу чернел старый графский парк, скрывающий в тени старых лип и елей руины некогда пышного поместья. По ручьям и канавам жили бобры - валили деревья и возводили плотины.
Мужик строил возле дома огромный гараж из старых шпал и брёвен, в который мог поместиться современный двухэтажный автобус. Машины у него не было, вернее, стоял сломанный старый красный москвич. «Зачем ему такой большой гараж?» - спрашивал я. Фёдор пожимал плечами, шутил, что друг нанял на строительство местных бобров.
Жора жил один, семьёй так и не обзавёлся. Стены его комнат поверх старых грязных обоев были обклеены яркими фото плакатами с изображениями улыбающихся смуглых тайских красавиц в розовых и лазурных купальниках на фоне моря и пляжа. Дядя Жора в молодости хорошо играл на гармони, его часто просили выступить на деревенских праздниках. Однажды возвращался со свадьбы навеселе. На лесную дорожку вдруг вышел медведь. Вмиг протрезвевший Жора не растерялся. Растянул мехи гармошки и стал играть. Медведь пошёл за ним следом, слушая музыку. Так и проводил его почти до самого дома.
У дядьки был большой сад. В саду вырыт круглый маленький прудик, в нём росли жёлтые кубышки и плескались караси, которых хозяин приносил с рыбалки и выпускал. Посреди пруда плавал выпиленный из фанеры и выкрашенный белой краской лебедь с чёрным глазом и красным клювом. Поодаль стояли большие ульи. Пчёлы были злые, кусали всех гостей. Говорил, что какая-то кавказская порода. Одна из пчёл на большой скорости врезалась мне в ухо, и я почувствовал удар лома. Дядька ловкими пальцами вытащил жало и успокоил: «Вовьё, так вовьё!» (Псковское разговорное выражение: "Ужалит, так ужалит!")
Охранял хозяйство рыжий лохматый пёс по кличке Медовый Барсук. Барсук любил спать в будке. Иногда слышалось, как он храпел. Любимое лакомство собаки: свежие огурцы, мёд и крыжовник. Хозяин ласково гладил собаку и хвалил: «Никто не может, а Медовый Барсук может!» Барсук благодарно вилял хвостом и преданно заглядывал в глаза.
В длинные летние вечера, когда стихал ветер, и уплывали за горизонт облака, солнце медленно садилось за край деревни в розовые заросли Иван-чая. Железобетонный «Стоунхендж» отбрасывал ровные, длинные чёрно-фиолетовые тени, словно разрезая землю на полоски. В мире разливалась необыкновенная вязкая тишина, всё живое замирало. Рыжий пёс, освещённый оранжевым светом, неподвижно смотрел тёмными точками - глазами на мёртвый геометрический остов, превратившись в нелепую скульптуру собаки, словно часть сюрреалистической инсталляции какого-то безумного современного художника...
Вскоре Жора помер, так и не достроив свой ангар для танка. Дядя Федя забрал кавказских пчёл и Медового Барсука к себе.