Надо было ехать в Шаховскую, а машина с утра не завелась, и мне не оставалось ничего другого, как только доехать до поселка Привокзальный и сесть там на электричку до Шаховской. Вагон был полупустой, я сел на свободное место и стал смотреть в окно. Монотонность мелькания столбов и деревьев настраивала на философский лад, и я подумал:
— Как странно устроена современная жизнь. Мы проскакиваем от города к городу, словно прыгаем с кочки на кочку среди болота, словно перебегаем из укрытия в укрытие под обстрелом на вражеской территории. Нами окончательно потеряна связь с окружающей нас природой, мы боимся неудобств, связанных с мокрыми ногами, ветром посреди осеннего поля, глубоким снегом в лесу. Целой трагедией становится поломка автомобиля на безлюдной дороге километрах в десяти от ближайшего населенного пункта: мы вростаем в обочину соляным столбом и молим бога о попутной машине. Нам уже никогда не смочь сходить в Москву посмотреть «говорящую собачку», прийти в Московский университет с зимним архангельским обозом или посетить богомолье в Сарове. Мы не способны пережить ночлег у костра и дождь в дороге, наши желудки бунтуют от обеда, состоящего из черного хлеба, воды и луковицы с солью. Мы изнежены созданной нами цивилизацией, островки которой связаны между собой лентами асфальта или двумя нитками рельсов. Самые отчаянные из нас ходят в походы и на охоту, стойко переносят неустроенность быта, поют песни под гитары у костров, дрожат от холода в палатках… и мечтают вернуться домой, чтобы встать под горячий душ и посмотреть телевизор.
Пока я философствовал, электричка докатилась до Шаховской. Выйдя на перрон и оглядевшись, я снова почувствовал себя уверенно: это был мой мир, и я знал как в нем жить. В Шаховскую я ни разу не приезжал поездом, поэтому решил осмотреть местный вокзал. Внутри было два зальчика с рядами жестких фанерных сидений по периметру для ожидающих, билетная касса и ларек с газетами, детективами, ручками и прочей мелкой ерундой. Зальчики были пристыкованы слева и справа к центральной части, которая хорошо освещалась светом из большого «дебаркадерного» окна, занимавшего две трети торцевой стены. Очень уютным был вокзал в Шаховской. Я толкнул тяжелую от множества слоев нанесенного на нее сурика дверь и вышел на привокзальную площадь. Меня тот час охватило чувство-де-жавю: казалось я снова очутился на площади перед вокзалом в Волоколамске — те же ларьки с пирожками, сигаретами и видеокассетами, тот же чахлый скверик, тот же пьяный мужик, обхватывающий руками ствол дерева, такие же бабы, торгующие с перевернутых фанерных ящиков картошкой и домашними соленьями, неизменный бомж, который честно делился колбасой со своим четвероногим другом. И Вся картина дополнялась серым, низким зимним небом, слякотью под ногами и витающей в воздухе беспросветностью с которой бороться бесполезно. От вида этой рутины бытия настроение сразу испортилось… Я нашел глазами на одном из павильонов вывеску «Пиво-Воды» и зашагал к нему добивать свою карму.