ПОБЕГ ИЗ ЗОНЫ
Моя Чернобыльская эпопея
Моей жене Олесе.
Побег из зоны.
Было раннее утро. Безоблачное небо над в/ч 44316 радовало глаз безмятежностью голубого колера. Словно начищенная бляха на форменном ремне во всю сияло солнце. По широкому плацу перед казармами, под нервные команды прапора, огромными зелеными муравьями деловито сновали солдаты, таская какие-то ящики. Ревя моторами, с территории части то и дело выезжали крытые брезентом грузовики с людьми и снаряжением.
Выполняя приказ, и я давно уже должен был находиться в пути, — карта местности лежала в планшете, а плечо оттягивал армейский дозиметр, — но, теряя драгоценное время, топтался у пропускного пункта. По неизвестной причине наш ротный «лихач» куда-то запропастился.
«Водителю машины радиационно-химической разведки срочно явиться на КПП!» — в очередной раз безрезультатно прогундосил динамик у меня над головой. Поминая недобрым словом «дезертира», я потрусил в автопарк, где с негодованием и обнаружил «доблестного» разведчика Жукова, сладко похрапывающим на заднем сидении служебного автомобиля.
В нашем подразделении все звали его просто «Жук», что, как нельзя лучше подходило к загоревшему до черноты скуластому лицу, колючим глазам и тонким ехидным усикам шофера.
Без лишних церемоний я его растолкал. Разлепив припухшие ото сна веки, сержант уставился на меня, явно не узнавая, затем, обматерив в моем лице весь офицерский корпус, сделал попытку вновь завалиться на боковую. Только несколько сокровенных выражений, которым мне пришлось в своё время обучиться для взаимопонимания на стройках коммунизма, заставили его выйти из «летаргического» сна и взяться за баранку.
Наскоро сверившись с картой и памятью, я, наконец, вывел наш видавший виды ГАЗик на маршрут. Мы помчались по мокрому, блестящему как антрацит, шоссе, омытому с утра пораньше поливочными машинами от налёта зараженной пыли. Вдоль всей трассы стояли щиты с изображением зловещего знака радиации и предостерегающей надписью: «Остановка на обочине запрещена, опасно для жизни!», а на придорожных кустах болтались использованные разовые респираторы, иногда в шутку связанные парами и оттого похожие на белые лифчики. Так, в несметном количестве, они валялись повсюду вокруг взорвавшейся АЭС.
Сама атомная станция занимала огромное пространство. Её энергоблоки доминировали в промышленном пейзаже района. Архитектурный тандем третьего и четвертого среди рядового состава, одичавшего без женской ласки, именовался «коровой», — видимо, из-за высоченной трубы, фрейдовски торчащей между ними.
Это гигантское сооружение из железобетона, со стороны взбесившегося реактора закованное в тяжелую, противорадиационную броню, по грандиозности можно было сравнить, разве что, с Великой пирамидой. И, наверняка, к защитному саркофагу когда-нибудь станут относиться, как к очередному чуду света. Приедут любознательные туристы, с безопасного расстояния осмотрят усмиренного монстра и, получив свою порцию адреналина, сфотографируются группой у монумента погибшим героям — пожарным…
Ну, а мы, хоть и не на экскурсии, но тоже желаем щелкнуться на память, для дембельского альбома, пока гебешник рядом не крутится.
«Эй, мужики, встаньте до кучи, только „намордники“-то стяните, рож не видно! А ты, дылда, пригнись, — „корову“ совсем загородил, что дома жене покажешь? Что? Ну, на это ты, знать, мастер… Стой, стой, приятель, на „японца“ не облокачивайся! Робот только вчера у реактора работал, горячий ещё, понимать надо… Теперь все хором скажите: ра-ди-и-ик! Снимаю!»
В зоне всегда было место для откровенной глупости и должностной подлости. Встречал я и безмятежно загорающих на пляже у Припяти, при повышенном излучении, бравых солдатиков, и умельцев, делающих из индивидуальных дозиметров сувенирные ножи, и умников, приказавших отобрать у нас накопители, когда те показали «не те» цифры, и «партизан», покорно ждущих своей очереди попасть на развороченную атомным взрывом крышу реактора и, сбросив вниз пару-тройку лопат мусора, получить «нормативную» порцию общей для всех радиоактивной «похлебки».
Размышляя об этом, я внимательно всматривался в пролетающий мимо машины безлюдный пейзаж, стараясь запомнить, а по возможности и зарисовать в блокнот все, что мне казалось интересным и необычным. Я всегда так поступал в дороге, собирая материал для своих будущих картин.
Дальнейший наш путь пролегал через несколько глухих деревень, заблудившихся в путанице перелесья и многочисленных ручьев, и мне пришлось для верности вновь развернуть маршрутную карту, на которой были отмечены точки наших обязательных остановок. Определившись на местности, мы свернули с бетонки на грунтовую дорогу и, подымая пыль, покатили мимо заброшенного погоста, к ближайшему селению.
Здесь повсюду были заметны следы произошедшей катастрофы: листья на деревьях пожухли и сморщились, трава местами почернела, а кресты на могилах, оставшихся без присмотра, покосились. Время от времени я бросал тревожные взгляды на шкалу дозиметра. Показания прибора не радовали. Жук, первое время без передышки поносивший всё и всех, видимо тоже осознал опасность и теперь угрюмо молчал.
На околице заброшенной деревеньки я велел остановить машину и, стараясь выполнить полученное задание как можно быстрее, определил уровень радиации, взял пробы земли и воды из колодца.
В этих краях люди всегда жили бедно: дома и сараи из самана, ветхие заборы, непроходимые после дождя улицы, а теперь еще и разбросанные во время поспешной эвакуации вещи, ободранная с крыш солома и заколоченные окна. Я так и не смог к этому привыкнуть за время своих кратковременных визитов в «мертвую» зону и, каждый раз, когда мой взгляд случайно натыкался на вдавленную в колею книгу или детскую игрушку почти физически чувствовал удар под дых. Иногда у меня возникало ощущение нереальности происходящего: казалось, что здесь не поют птицы, не пахнут цветы и даже не колышутся листья. Всё вокруг выглядело нелепой декорацией к фантастическому спектаклю…
Не задерживаясь дольше необходимого, мы рванули с места и, миновав какую-то безымянную речушку, запрыгали на ухабах по лесной дороге. Но в лесу, как известно, «все деревья одинаковы» и, поэтому, нет ничего удивительного в том, что где-то на развилке мой шофер лопухнулся и свернув «не туда», завез нас прямиком в «рыжий лес». Так здесь называют ельник, на который однажды опустилось радиоактивное облако, — деревья погибли, а иголки стали кирпичного цвета. Предупреждая нас о нависшей опасности, в наушниках дозиметра раздался оглушительный треск.
Жуков, поминая бога, душу и мать, круто развернул наш доморощенный «джип» и, не разбирая пути, погнал напролом через подлесок. Но, едва мы выбрались из опасного района, как мотор стал «чихать» и заглох. Автомобиль, ломая кусты, прокатился по инерции несколько десятков метров и остановился.
— В чём дело, сержант? — закипая, поинтересовался я.
— Бензин кончился, — осипшим вдруг голосом сообщил водитель. Стиснув зубы, я смолчал, приберегая эмоции до лучших времен.
Прихватив канистру, мы поспешно выбрались из кабины, пересекли широкую поляну и, форсировав неглубокий овраг, по которому тек шустрый ручей, вдруг наткнулись на очередное «выпотрошенное» селение. К нашему удивлению, где-то заблеяла коза, залаяла собака и на крыльцо крайней избы вышла древняя старуха в цветастом платке.
Жуков повеселел: «Живем, лейтенант!» — и мы, напрямик, через плантации чертополоха, направились к жилому дому.
— Бабусь, — заорал на ходу шофёр,- молочком не угостишь?!
Крестьянка с подозрением оглядела нас.
— Что за деревня, бабушка? — поздоровавшись, спросил я, когда мы подошли.
— Так, Ясеня, — пожевав губами, ответила старая.
— А, еще, есть кто в деревне?
— Кум — трухлявый пень, только он давненько не захаживал, помер, может, а так — никого, все разбежались…
— А, сама то, почему не уехала? — поинтересовался Жуков.
— Куды мне? Здесь уж как-нибудь… Да и за могилками присмотреть надо.
— И радиации не боишься?
— Э-э, милай, поздно мне бояться. Пока вот скриплю, и ладно.
— Ну, а лихой кто забредёт? — не отставал любознательный сержант.
— Да были здесь уже, лазали по хатам, иконы все искали, — старуха сокрушённо покачала головой, — в войну-то немцы озорничали, а теперь свои.
— Вот, сволочи! — озлился Жук.
— Вы, бабушка, босиком ходите, а в пыли самая зараза и сидит, — заметил я и поднёс зонд к её худым, черным от времени ступням. Стрелка дозиметра вздрогнула и пересекла красную черту.
На всякий случай я решил обследовать и её убогое хозяйство. Радиация повсюду была угрожающе высокой, но особенно в чёрном пятне на огороде посреди молодой картофельной ботвы. Я, как умел, остерёг селянку, с грустью думая о тех стариках, которые добровольно остались доживать свой век в «мертвой» зоне.
— У нас машина встала, бензин кончился, — наконец, поведал о наших злоключениях водитель, потрясая пустой канистрой.
— Кум сказывал, за озером люди какие-то появились с техникой, должно быть у них и горючее есть, — подумав, сказала хозяйка и, разведя руками, добавила: — А молока, хлопцы, я вам не дам, коза не доится, звиняйте…
Было далеко за полдень, и нам следовало торопиться. Распрощавшись с собственницей мелкого рогатого скота, мы рысью припустили по просёлочной дороге, но вскоре она исчезла, утонув в какой-то луже.
Дальше шли по старой просеке, с трудом пробираясь сквозь покрытый липкой паутиной сухой, цепкий кустарник. По пути Жуков, нагнетая обстановку, пересказывал ходящие среди солдат байки о призраках зоны, о сгинувших в болотах мародёрах и о собаках-мутантах.
— Слышь, лейтенант, а глаза у них красные, как у кроликов, и в темноте светятся, ей-богу, не вру… А, знаешь, почему прежнего начштаба заменили? Нет? Так это ещё до тебя было. По дороге на станцию захотелось ему пи-пи. Остановил он, значит, машину и отошёл за кустик, а потом оказалось, что нахватался там радиков, до хрена и больше, — накопитель зарегистрировал. Ну, его и отозвали. — Сержант помолчал. — Поговаривают, что сам это подстроил, чтобы свалить поскорее…
Солнце уже покатилось к закату, а мы с Жуковым, изнывая от голода и жажды, всё ещё брели по лесу в неизвестном направлении. Заблудиться в окрестностях атомной станции, в местности, изборождённой многочисленными автодорогами, линиями электропередач и железнодорожными путями — глупее ситуации не придумаешь!
— Командир, пока ещё не стемнело, давай я на дерево залезу, может, чего и угляжу, — вызвался Жук.
— Давай, действуй, — согласился я и помог шоферу взобраться на нижнюю ветвь стоящего рядом лесного великана.
— Эй, Серёга, ты погоди, я скоро! — панибратски закричал он мне сверху и, уверенно, полез дальше, а я присел на корточки, прижался спиной к нагретому за день корявому стволу и собрался терпеливо ждать его возвращения, но внезапно почувствовал сильное головокружение и отключился…
