ПЧЕЛА В СИРОПЕ

Рассказ

Все события и герои имели место быть, поменял только имена и фамилии.

 

1.

Мой друг, Толя Карасиков, в конце восьмидесятых был штатным оформителем клуба имени Дзержинского на Лубянке. Попал к нему в помощники, при обстоятельствах о которых ниже поведу свой незамысловатый рассказ.

Приближалась восьмая партийная конференция войск КГБ, когда капитану контрразведки Василию Брусникину пришел сигнал на студентку МГУ из Коста-Рики, Руахэль КомпАс Марагаритос.

К тому моменту лейтенанта погранвойск Карасикова, высокого блондина, с широкой костью, боярской осанкой, чарующим синем взглядом и добродушной улыбкой первого парня на деревне, протестировали и проинструктировали в нештатном отделении «Медовая ловушка», дав высокую оценку его мужским качествам самца-победителя.

Меня, мечтательного сержанта, дважды пропустившего учебного нарушителя границы, сняли с паспортного контроля в Шереметьево-2 и отправили на временную замену клубного оформителя. Могли перевести в пограничный стройбат, но значок художественного училища на кителе говорил отцу-командиру, что таким материалом грех разбрасываться. Можно обменять на хорошего водителя. Что и было сделано.

 

2.

Эту историю Толя рассказывал мне много раз. Потому не составит труда изложить на бумаге красочно и подробно. Ведь мы оба художники. И подобно Мюнхгаузену с Врунгелем никогда не врём.

В Москве костариканка жила в Доме Аспиранта и Стажёра (ДАС) на улице Шверника. До приезда к нам у девушки был выбор, учиться в США или в СССР. Решила пойти по коммунистической линии. Поскольку её любопытство не знало границ, смотрящий за факультетом психологии, где она числилась, моментально отсигналил в Контору.

В пятиэтажной хрущёвке, напротив ДАС была снята двухкомнатная квартира с хорошей домашней библиотекой бывшего преподавателя истории Якова Залмановича Гликмана, покинувшего Союз за год до описываемых событий. Здесь и обосновался Карасиков. Будучи по легенде иллюстратором, рисовал акварели к «Черной стреле» Стивенсона.

Уже лёг спать, как раздался телефонный звонок.

– Мастер, это Гараж.

(Сегодня, дорогой читатель, военные сами выбирают себе позывные. В восьмидесятые кличку надо было заслужить. У меня тогда ещё не было погоняла. А вот лейтенант Анатолий Карасиков именовался среди посвящённых, как Мастер, капитан Брусникин – Гараж. Примечание автора).

– Руахэль прогулялась до пруда Бекет, возвращается главной аллеей парка «Детский». Хороший момент установить контакт. Помни, веди сеньориту к себе. Ни под каким предлогом не заходи к ней. Стулья должны стоять, как поставлены. Если она сдвинет хоть один, или на спинку бросит платье, то прежде чем вашим телам затрепетать и упасть в койку, позаботься вернуть стул на место, а платьице скинуть на сиденье. Иначе у нас вместо видео будет одно аудио.

Солнечный диск над шпилем Университета застыл сияющим нимбом, когда в туче над Донским монастырём заворочался гром. О, читатель, как я люблю такое состояние! Ярко освещенный пейзаж на фоне грозовой сине-чёрной мглы. Таки и слышу «Storm» Вивальди. Но не станем отвлекаться, а проследуем за Анатолием.

Карасиков шагал по алее парка. Девушка в белом двигалась навстречу. Ни души. Ни птичьего гама, ни детского дисканта. Тишина. Небо уронило тёплую слезу на лоб лейтенанту. Вторая превратилась в огромную черную кляксу на асфальте. Вдруг локация всколыхнулась и, охваченная ослепительно голубым светом, расширилась. Грозовой рокот прокатился над парком, сотрясая его. Потемнело. Вдалеке бесшумно сверкнула молния, слабо рыкнул гром. Природа затаилась. Толик и Руахэль почти поравнялись, когда небо вновь дрогнуло, вспыхнув холодным пламенем, бросило на землю могучий металлический удар. От Донского монастыря стеной надвигался шум, похожий на закипание чайника. Захлестали ветки парковых деревьев. Рухнул дождь такой силы, что невольно вспомнился Великий Потоп. Дорожка, зажатая бордюрами, вмиг превратилась в переполненный водосток. Майка с джинсами промокла до нитки. Разорвав небо, молния осветила девушку. Опытный глаз художника и разведчика подметил, что платье было единственной одеждой на юной костариканке.

– Можем укрыться у меня! – крикнул Толик, вытирая лицо от воды.

На хорошем русском студентка спросила:

– У вас дома есть библиотека?

– Она приятно удивит вас.

– Я любопытна.

– Меня зовут Анатолий, – представился лейтенант, – что с греческого означает «восход солнца»

– Руахэль, в переводе с иврита – «ангел ветра».

Акцент костариканки заключался в слишком правильном произношении русских слов. Чётко произносила каждую букву. Мы часто устно съедаем окончания.   

 

3.

Прежде чем заварить на кухне чай, Толик выдал девушке полотенце, фен и свою спортивную форму, майку с трусами.

«Опа! Прокол. На синей майке знак «Динамо». Будем надеяться, она не разбирается, какая организация стоит за спортивным клубом».

– Сколько исторических книг! Вы историк? – спросила Руахэль.

– Оформитель приключенческих романов.

На подносе принес чай с эклерами.

– Над чем сейчас работаете?

Анатолий достал папку с иллюстрациями к «Черной стреле».

– Вы совсем не знаете, как устроен средневековый замок. Хотите увидеть?

– Не плохо бы.

Ветер распахнул окно и упала пластмассовая ваза с кистями. Закрыв ставни Анатолий собрал с пола инструмент.

Горячий чай приятно обжог горло. Только собирался проглотить эклер, как в глазах потемнело.

«Что-то подсыпала, когда лазал по полу».

 

4.

Навалившаяся мгла дрогнула и исчезла, явив взору двор средневекового замка, тонувшего в сумерках.

– Где я? – спросил Анатолий.

– Передо мной, – ответила Руахэль, – Ту дверь отворите. Она тяжелая.

В коридоре здания завывал ветер. Прошли в одну из комнат. Душистая трава разбросана по полу. Огонь в камине пожирает бревно.

– Запоминайте зрительно. Ведь вы не захватили блокнот с карандашом.

Кованый сундук. Медный таз и кувшин с водой, над которыми висит полотенце. Красное одеяло с вышитыми белыми розами на дубовой кровати манит укрыться с головой. За кроватью иконостас.  Ниже фолиант в кожаном переплете. Окно выложено круглыми стеклами бутылочного цвета. Гобелен со сценой охоты. Х-образное кресло у массивного стола.

«Сколько видеокамер можно понатыкать!» – соображал Анатолий.

Руахэль, движениями, напомнившим пантеру Багиру из советского мультфильма «Маугли», скинула спортивную форму и пластично приземлилась на кровать, что твоя Ида Рубинштейн кисти Валентна Серова.

Лейтенант, подвинув х-образное кресло, аккуратно повесил на его спинку джинсы, потом майку. Взялся за плавки, как за дверью послышалось церковное пение на латыни.

Руахэль вскочила, мигом проверила дверную задвижку.

– Поют приятственно, – сказал Толик.

– Тс-с! - губами ощутил её холодные пальцы. Дверь дернули за кольцо с той стороны.  

– Уходим, быстро, – прошипела Руахэль.

Точным движением ноги зашвырнула в горящий камин динамовскую форму, голая скрылась за гобеленом. В дверь тихо постучали. Прыгая на одной ноге с джинсами, Толик последовал за девушкой через тайный ход.

Стена слева была выложена из камня, справа – деревянная. С низкого потолка к волосам липла паутина.  За одним из поворотов голодное обоняние уловило запахи кухни. Внизу послышался крысиный писк. Ступени становились склизкими. Врезался в спину Руахэль. Тупик. Но отворился люк и ночной лес встретил свежестью. Толик бежал трусцой за обнаженной девушкой, повторяя считалочку:

За морями, за горами,
За дремучими лесами
На пригорке — теремок,
На дверях висит замок.
Кто к замочку ключ найдёт,
Тот из круга вон пойдёт.

Споткнулся об валежник.

– Ёлки зелёные!

Руахэль остановилась. Оглянувшись, гневно взметнула бровями. «Мефистофель без юбки» – подумал, но произнёс:

– Прости, вырвалось.

На крепостной стене появился часовой с факелом.

– Бежим. Надеюсь, умеете плавать.

Спустившись с песчаного обрыва, вошли в тёплую реку. Он долго плыл под водой. Вынырнув, обнаружил её лицо.

– Думала, вы утонули. Плывем к острову.

 

5.

Песчаный остров посередине реки наполовину зарос ивой, которая в зависимости от возраста бывает травой, кустами и деревьями. Мглистый смрадный туман выполз из заросшей части, в котором роились полупрозрачные склизкие существа, взлетая и ныряя вниз, рыча и визжа. Пахло сливом грязной воды за банно-прачечным комбинатом.

– Ангел привел нового прелюбодея. Давай его сюда. Позабавимся.

Руахэль запрыгнула на спину лейтенанту и тот взмыл к звездам, словно ракета с Байконура. Выйдя на орбиту, перешли в бреющий полёт.

– Ты оказывается ангел? – крикнул он девушке.

– Я же представилась: Руахэль, ангел ветра.

– Отчего я в качестве метлы?

– Так удобнее. Или хотели развлечься с бесами на острове?

Под ними простиралась сумрачная голая пустыня. Местами, подобно гнилым зубам, торчали скалы. Унылый свист в ушах начинал действовать на нервы. Наконец, сквозь рванные облака показался мегаполис, подобный туристической рекламе. Этакий, Рио-де-Жанейро. Внизу оказалось много пустующего жилья. Руахэль, однако, привела Толика в здание, напомнившее ему «Молодую гвардию», что у метро «Дмитриевская».

– Покажу твою мастерскую, – пояснила она.

Небольшая комната с выбеленными стенами была эталоном аскетизма. Немытое окно с подоконником. Массивный стол, в ящиках которого хранились материалы для иллюстратора, работающего акварелью. Венский стул. Лейтенант сразу передвинул его. Тахта, зачехлённая белым. И книжный шкаф с шестью полками свободно стоящих книг.

– Иллюстрируй на здоровье, – Руахэль хлопнула по плечу Толю, – ты ведь об этом мечтал. Внизу спортивный клуб. Захочешь женщину, у двери весит устройство, позволяющее выбрать любую виртуальную партнёршу, ничем не отличающуюся от земной. Там все мировые кинозвезды. Разберёшься в кнопках. Несложно.

Толик изучил содержимое шкафа: «Мемуары» Казановы, «Лука Мудищев» Баркова, «Гаврилиада» Пушкина, «Мастер и Маргарита» Булгакова, «Колдунья поневоле» Бушкова с иллюстрациями Вячеслава Люлько.

– Как-то мало книг. Где «Капитанская дочка»?

– Ну! Эта книга в Раю. Перед тобой библиотека Ада.

– Это Ад?

– Для слуг князя мира сего. Сатана уготовил верным ему место по мечтам каждого. Твои устремления к земным благам были скромные. Ты обиделся?

– Не в этом дело. Когда это я служил сатане?

На белой стене вспыхнул экран. Начинался фильм с невероятным качеством 3-D эффекта.

 

 

6.

Начальник пограничного политического училища интересуется, есть ли у Анатолия девушка?

– Ты что, девственник? Так. На неделю поедешь в Подмосковный санаторий. Там отреставрировали усадебный дом. Распишешь стену. Потом продолжим разговор.

Курсант Галицинского пограничного училища Анатолий Карасиков, с четырьмя нашивками, говорящими о последнем курсе, выходит на автобусной остановке «Грузовой вокзал». Пройдя сельское кладбище, в ельнике находит санаторий для ветеранов контрразведки «Клязьма».

Дежурный на КПП санатория принимает увольнительную.

– Пошли, покажу койку в казарме для служащих.

– Товарищ старшина, а нельзя ночевать в самом здании? Заработаюсь до темна, да прилягу. Чего бегать по территории, мешать отдыхающим?

– Как скажешь, маэстро. Распоряжусь чтобы постель привезли.

Проходят мимо беседки, с отцветшей сиренью. Дама в голубом, точно с полотна Сомова, отрывается от чтения книги. Заглядывает ему в глаза.

– Какой мальчик! – шелестят листья сирени.

Двухэтажный жёлтый особняк ярко выделяется на фоне темных елей. С колоннады открывается вид на излучину реки. В доме пахнет древесной стружкой и масляной краской. Толик открывает несколько окон. Ветер гуляет по пустым комнатам.

Солнце скрывается, когда водитель ЛИАЗа привозит разобранную железную кровать со спальными принадлежностями.  Собирает койку, заправляет постель. Отбой! Сон не идёт. Чудятся шаги наверху.

«Это голуби. Я же не трус».

Дом наполняется шорохами, вздохами. То скрипнут половицы, то хлопнет дверь. Что-то страшное наваливается. Свернув постель, бежит до КПП, не разбирая дорожек с газонами. Чуть не орёт от ужаса…

«Приведение! Или парковая скульптура?»

«Статуя», колыхнув бюстом под белым гофрированным пеньюаром, произносит:

– Как вы романтичны, мой юный друг!

В коттедже мурлыкает блюз.

Сомовская дама выходит из душа светлая и бледная. Скоро оба дышат в одном ритме.

Гелла Кобылинская. Бывшая театральная актриса. Даже в кино раз снялась. Ровесница мамы Толика. Но кажется моложе.

Она поворачивается на бок, к нему лицом. Её груди медленно перетекают, точно ртуть.

«Это надо нарисовать» – думает Толик.

– Нарисуешь по памяти.

«Она читает мысли!»

– Мне нравится твоё трепетное отношение к партнерше. Времени у нас мало. Потому пройдемся по азам. От А до Я.

В первый рабочий день Толик рисует умброй подмалевок на стене: панораму с речкой и заброшенной мельницей. Как только солнце склоняется к верхушкам елей, летит в коттедж Кобылинской. И так неделю.

Утром седьмого дня она приходит посмотреть работу. Ни единой морщинки на лице, удивительно хороша! Воплощение молодости. Вместо болезненного вида «Дамы в голубом» Сомова, «Девушка, освещённая солнцем» Серова. Толик же к концу недели истощился. Слабость в коленях и головокружение. Съесть бы «Киевский торт». Да целиком. Вернулись бы жизни силы.

– Ты уже придумал, что будешь рисовать в следующей комнате?

– У меня увольнительная на неделю. Пора в училище.

– Ну что ж, иди, – она садится на подоконник.

Шагает до КПП, не оглядываясь. Вдруг, охватывает нестерпимое желание владеть ей.  Ноги несут обратно. Гелла расстёгивает пуговички блузки.

– Нарисуй в следующей комнате полуразрушенную церковь. Только крест не рисуй. Прямые линии нарушат барочный стиль.

После заключительного мастер-класса, она поправляет юбку. Анатолий приводит форму в порядок. За окном стрекочут сороки.

– Ты ведьма, Гелла.

Махнув грудью под блузой, отвечает:

– А ты мой ученик.

Экран погас.

– И что? – спросил Толик, – Прошу предъявить договор, подписанный моей кровью!

– Сообразительный, –  с прищуром густых ресниц рассмеялась костариканка.

 

7.

Две желтые шторы на окне бывшего хозяина квартиры, были старыми, пыльными, проеденными молью.

Сквозь щели и дыры просочилось жидкое московские утро.

– Только не говори, что всё приснилось, – сказал я.

– Прости, Слава. Но это был сон.

– Нечестно. Я ждал оригинального финала.

– Развязка впереди. Обещаю, более никаких снов.

В Конторе ему сделали пропуск для прохода в ДАС. С утра решил подкрепиться в студенческой столовой. Взял на поднос суточные щи, люля-кебаб с картофельным пюре, три салатика и два компота. Только сел за столик, как нарисовалась она. В белой обтягивающей майке, пышной алой юбке, с копной чёрных кудрявых волос.

Подошла к Толе, коснулась коленкой его бедра.

– Можешь спрятать меня? Без лишних вопросов.

«Инициатива на её стороне, это минус, – прокачивал ситуацию лейтенант, – но я могу увезти её куда захочу, а это бесспорный плюс».

– У меня есть дача…

– Годится.

Добравшись до бревенчатого дома в бору, Толик прежде всего достал из погреба картофель и пожарил его на подсолнечном масле. Так хотелось жрать. Только потом выкатил из сарая лодку и предложил сеньорите покататься. Река в том году начала мелеть. Появлялись песчаные остова. Высадились на одном. Их человечески следы на песке были первыми посреди птичьих. Руахэль разделась, продемонстрировав стильный купальник. Достоинство Анатолия прикрывали плавки фабрики «Большевичка». Горячий песок обжигал спины. В небе плыли облачка и таяли над рекой, рассеваемые теплым ветерком, шелестящем в кронах ив с соседнего берега.

– Чего прячемся? – Толик прерывал молчание.
–  Замуж выдают … за кабальеро Гомеса Хулио Эстебанеса.
Анатолий в своей жизни так не смеялся.
– По-твоему, это смешно?
– Прости!
– Ладно, – она перевернулась на живот, – умеешь делать массаж?
Лейтенант стряхнул песок со спины костариканки. «Рельсы, рельсы, шпалы, шпалы, едет поезд запоздалый». Зажал кожу на пояснице. Дёрнул. Крик поднял галок в лесу. 

– Извини.
– Ничего. Продолжай.
– Тогда, не кричи.

– Ты же заверил, что в этих местах ни души в радиусе тридцати километров.
– В бору живёт медведь, девушками питается.
– А женщинами?
– Женщин не трогает.

Руахэль повернулась. Солнечные блики реки ослепили мириадами колышущихся искорок.

На этом месте глаза Анатолия всегда увлажнялись.

– Славян, она была девушкой!

И я не решался в этот момент заговорить о существующей в Коста-Рике дефлорации.

Мой друг влюбился в шпонку экстр-класса. Она переиграла его и всю нашу контрразведку накануне развала СССР. Толик предложил ей руку и сердце, что означало советское гражданство и московскую прописку.

Свадьбу сыграли в клубе имени Дзержинского. Пришла и Гелла Кабылинская. Интересно было видеть рядом Мастера, Маргоритос и Геллу.

Руахэль родила Толику сначала Машку, потом Антошку. В 90-е поехала к родителям в Коста-Рику и пропала. Толик бросился на поиски. Искать долго не пришлось. Руахэль жила в Лос-Анжелесе и не хотела помнить Анатолия с детьми от него.

После развала Союза и закрытия КПСС, в клубе Дзержинского отменили должность штатного оформителя. Толя лет десять работал в журнале «Вокруг света». Потом иллюстрировал приключенческую литературу в разных издательствах.

Недавно посмотрел его шкаф с авторским экземплярами.

– Толик, ты, наверное, всю библиотеку Ада оформил.

– Славян, сколько раз просил дать мне «Капитанскую дочку». Не дают, архаровцы.

Дочь Маша сейчас работает худредом в издательстве. Антоха стал водолазом.

Толик так и не женился. По нашему закону, он в браке с Руахэль КомпАс Маргаритос.