Детские рисунки 17. Изостудия: Наброски композиций

Долго откладывал написание этого поста, хотя, конечно, прекрасно понимал необходимость его создания. Заглавное фото - стенд с фотографиями педагогов и выпускниками изостудии Дворца им. В.П. Чкалова. Меня там, разумеется, нет, однако много фотографий Владимира Алексеевича Сергеева и Инны Степановны Соловьевой, которые посвятили жизнь преподаванию в изостудии и изобразительному искусству.

 

В предыдущем посте уже немного писал о том, что в последние годы своего обучения я начал испытывать определенного рода проблемы. С одной стороны, незаметно подошел переходный возраст, к которому добавились разные другие не менее "интересные" факторы, с другой (думаю, все помнят события 1998 года).

Конечно, не обошлось и без совершенно личных проблем, о которых теперь, спустя годы, мне к счастью совершенно не страшно и не стыдно рассказать. В целом, все мои проблемы того периода можно разделить условно говоря на три группы.

К первой можно отнести возникшие трудности в общении как с педагогами (которые тем не менее оставались и остаются для меня непререкаемым авторитетом), так и с окружающимися - моя стеснительность превысила все возможные и невозможные масштабы. Находиться в обществе незнакомых людей было невероятным стрессом, не говоря уже о том, чтобы с кем-то познакомиться или общаться с кем-то кроме хорошо знакомых одноклассников, среди которых я вел себя достаточно импульсивно, ярко и демонстративно, ругаясь матом хлеще остальных. В изостудии Инна Степановна же считала, что меня лучше "держать в ежовых рукавицах", что выражалось в постоянной критике буквально всего, далеко не только рисунков. Суровому осуждению и порицанию подвергалось то, как я одеваюсь, сижу или передвигаюсь, какую музыку слушаю и какие предметы присутствуют в моем "этюднике" (который представлял собой коробку с красками). Результатом подобного стало то, что когда от меня требовалась самостоятельность в работе над рисунком - я начинал жутко паниковать, бояться сделать очередную ошибку, что приводило к прекращению работы. Именно по этоу причине, например, я перестал ходить в группу к Владимиру Алексеевичу, стиль проведения занятий которого состоял в свободной работе учеников, которую он периодически лишь корректировал и направлял своими советами. Ну, а когда тебя держат в полном контроле ты ждешь лишь четких указаний, почти полностью теряясь тогда, когда тебе дают возможность действовать самостоятельно.

Ко второй группе моих личных проблем того периода стоит отнести появление в нашей группе "моего главного конкурента". Сейчас я так называю его так исключительно шутя, однако в те годы это была большая трагедия. Дело в том, что из учеников, с которыми я учился с самой младшей группы не осталось никого, и какое-то короткое время я был единственным в своей параллели образцовым учеником, который не забросил любимое дело, не зарыл свой талант в землю и вообще следовал указаниям педагогов. Это предавало мне определенную уверенность в себе, как человеку постоянно сомневающемуся в себе мне это было особенно необходимо. Однако вскоре в нашу группу перевелся из художественной школы еще один ученик, а ныне весьма известный и заслуженный художник - Антон Павловский. Как ученик он во всем превосходил меня, и в первую очередь в практических навыках и технике. Разумеется, его при мне всегда хвалили и ставили в пример, а меня ругали. Что неизменно породило чувство невероятной зависти, которое, правда, я никогда и никак не выражал (я считал, что ниже своего достоинства каким-то образом демонстрировать подобные низменные чувства). Впрочем, как результат, затрудняюсь ответить, кого при этом я ненавидел больше - его за успех или себя за неудачи.

Что же касается третьей группы проблем, плавно вытекающей из первых двух, то мы проиллюстрируем ее далее, чтобы вам не было скучно читать абзацы моего текстового самокопания. Дело в том, что в изостудии было неписанное правило - в конце каждого года для перехода нужно было предоставить так называемую "зачетную работу". Разумеется, едва ли подобное делали все ученики, но не сделать что-то большое, что можно было потом выставить на какой-нибудь выставке или даже просто повесить в коридоре Дворца, было попросту стыдно. Последней моей такой зачетной работой стали "Бабочки на закате", копия которой отправилась на выставку в Больгию. Могу ошибаться, но было это, возможно, классе в 7-ом или 8-ом, и с тех пор мне никак не удавалось подготовить что-либо подобного масштаба.

Под шквалом самой разнообразной критики я весьма плодотворно занимался самоедством, считая, что раз я не могу сделать работу большого формата, которые мой одногруппник Антон пек как пирожки одну за другой, личность моя и жизнь совершенно ничтожны. Помню, как получил выговор от Инны Степановны за то, что пропустил занятие, так как был на године у родственника. "Ведь он уже умер, ему это не нужно" - говорили мне тогда. Однако то, что это, конечно же, нужно не умершему, а нам, живущим родным, я понял сравнительно позднее.

Нельзя сказать, что я не старался и мало рисовал. Любое свободное от школы время я посвящал работе и поездкам в изостудию - рисовал наброски даже во время поездок в трамвае и ожидания на остановках общественного транспорта. Однако дальше набросков все мои старания не продвигались. Таким образом и возник целый период в моей жизни, который можно охарактеризовать созданием бесчисленного множества набросков и зарисовок, который потом так и не были никогда реализованы. Их мы с вами сегодня и посмотрим.

В одном из постов ранее я рассказывал о серии графических работ с бабочками и лягушками, в сопровождении к которым были написаны хокку. К двум законченным лягушкам когда-то я планировал нарисовать еще и третью, наблюдающую за бабочкой:

Даже было написано два варианта хокку для рисунка, но набросок так и не был доведен до полноценного варианта.

Довольно часто проводились разнообразные конкурсы, связанные с творчеством и наследием А.С. Пушкина. Конечно, что-то "пушкинское" пытался нарисовать и я. Помню, что был совсем неудачный вариант иллюстрации к "Цыганам", и из-за непонимания, как сделать композицию интересной, и из-за проблем в изображении людей (которых я вообще долгое время не любил и не рисовал). Сохранились и разного рода небольшие зарисовки:

Важно отметить, что меня тогда интересовало не столько композиционное решение, сколько зарисовка деталей - одежды, архитектуры, интерьера. Именно с этой целью я рисовал многочисленные силуэты людей пушкинской эпохи:

Со всем вниманием и тщательностью я изучал интерьеры эпохи, рассматривая и ища фотографии внутреннего убранства в Болдино (где я, конечно же, никогда не был), а затем зарисовывал их, считая, что прежде чем начать работу над композицией, сначала надо как следует изучить материал и знать матчасть во всех деталях:

Помогли ли мне в будущем сделанные зарисовки и полученные знания? Сложно сказать...

Во время работы над очередными набросками - не помню, что был за сюжет, то ли стихотворение, то ли что-то другое, связанное с письмами, я рисовал силуэты уже сразу кистью и акварелью с белилами. Впрочем, и это не помогло продвинуть работу дальше подготовительного этапа:

Возможно, если бы в техническом плане тогда я был более натренирован, из них что-то и могло бы получиться, однако когда к проблемам в композиции добавлялись проблемы с анатомией и прочие детали, общий результат, разумеется, был неутешительным.

Следующие наброски и зарисовки посвящены каким-то сюжетам батальной тематики, вот тут явно вооруженные дядьки борются с презренно рептилией - драконом:

Есть даже всадник на распутье:

И разные другие всадники:

Ну и как же можно обойтись без дерущихся воинов? Есть и они в самых разных вариантах в дни войны и мира:

Когда я занимался весьма непродолжительное время в группе Владимира Алексеевича, в которой мне было страшно и некомфортно - так как я никого не знал, то попал на задание по изготовлению барельефа из полимерной глины. Разумеется, эта работа мной закончена никогда не была, но вот наброски к ней сохранились. Это должны были быть древнерусские воины (вот почему именно этот сюжет - я не помню совершенно):

Сохранилось несколько вариантов, хотя, конечно, я бы не сказал, что они отличаются большой оригинальностью:

Самой последней композицией, над которой я пытался работать, стали рисунки, посвященные Леонарду да Винчи. То ли там был какой-то юбилей, либо же просто тематическая выставка, однако тема была посвящена летательным аппаратам (кажется), и по предложению Инны Степановны, я взялся не за воздушные шары или современные машины, а наследие великого изобретателя и художника, создавшего, как известно, в своих чертежах и рисунках протопиты современного парашюта и вертолета (не говоря уже про другие изобретения).

Идея композиции состояла в том, чтобы изобразить Леонардо в окружении учеников в своей студии во время работы над очередным экспериментальным аппаратом.

Первым делом я взялся за зарисовки самих машин, придуманных великим мастером Возрождения:

Так как предполагалось, что освещение будет весьма скудным и контрастным, то из интерьера в первую очередь я решил обратить внимание на оконные решетки и витражи:

Затем я обратился к костюмам эпохи Возрождения в Италии и также выполнил множество самых разных зарисовок моды той эпохи:

Во время отсутствия Интернета и нехватки информации меня интересовало все, что можно было найти: головные уборы, одежда, украшения. Рисунки отличались и степенью детализации:

После костюмов я стал рисовать силуэты персонажей, пытаясь расположить их интересным и выгодным образом для последующей композиции:

Помню чувство невероятной радости и эйфории, когда мне удалось расположить фигуры определенным образом, чтобы был и передний, и средний, и задний план. Получилась настоящая сложная композиция. Я ощутил себя тогда действительно человеком, который сам может придумать что-то, смоделировать свою работу и видение... Однако мои идеи не встретили одобрения моего педагога, и я был направлен на придумывание новых вариантов. Разумеется, спустя какое-то время я попросту бросил заниматься этим. Гора самых разных зарисовок и набросков росла, а толку от них не было никакого. Все это было не то и не так.

После окончания 9-го класса я был вынужден перейти в другую школу (в родной школе не было бесплатных старших классов, а оплачивать мое обучения не было средств). Вплоть до 3-его сентября я не знал, где именно буду учиться. И даже первый месяц продолжал ходить в изостудию. Однако затем я быстро понял,что нелюбимые уроки в школе можно прогуливать, а посещение изостудии приносит мне невероятный стресс и страх, который лучше всего просто избежать. И таким образом я бросил посещение изостудии. Причинами тому стали все вышеописанные проблемы, масштабы которых с течением времени лишь увеличились. Разумеется, как я ни убеждал себя, что пора бросать и рисовать тоже, рисовать я, конечно, не бросил. Но это уже совсем другая история.

Родную изостудию, в стенах которой я проучился долгие 10 лет своей жизни, я помню и люблю и очень благодарен своим прекрасным педагогам, которые несмотря на определенные ошибки, которые не позволили мне полноценно завершить свое обучение, очень многому меня научили. Свой рассказ я надеюсь вскоре продолжить, дополнив его постами с работами своих учителей, чье творчество несомненно оказало на меня огромное влияние.