Детские рисунки 14. Изостудия: учебные натюрморты

Откровенно говоря, начал работу над этим постом с большим волнением и беспокойством. Все дело даже не в самом материале, который я в последующих строках попробую преподнести, сколько в отношении аудитории (рука не поворачивается написать "коллег", ибо в отличие от замечательных авторов себя я назвать "художником" никак не могу, хотя рисовать рисую с 4 лет до настоящего дня) к учебным натюрмортам. Думаю, все прекрасно помнят случаи, когда кто-то размещал свои подобные работы в своем портфолио, чем заслужил в лучшем случае насмешливые, а в худшем и презрительные комментарии пользователей. Действительно, если тут почтеннейшие авторы размещают исключительно свой оригинальный креатив, то зачем же лезть со своими банальными учебными работами, которые каждый получивший свой заслуженный диплом за время обучения сделал целую бессчетную тучу...

В свое оправдание скажу лишь, что, во-первых, в своей жизни учебных натюрмортов я нарисовал несравнимо мало, ничтожно мало по сравнению с уважаемыми читателями. Возможно, именно в этом и кроется причины моей непрофессионализма в изобразительном искусстве. С одной стороны, в изостудии мы не так уж и много их рисовали, отводя основное время каким-то интересным техникам (линогравюра, монотипия, общие большие аппликации и пр.), с другой стороны, я часто пропускал занятия, на которых мы рисовали всякие гипсовые головы или цветы - так как очень боялся своей неудачи в рисунке. Был (впрочем, кого я обманываю? таким и остался до сегодняшнего дня) я очень неуверенным в себе учеником, а с каждым годом педагоги все больше сжимали нежное объятие ежовых рукавиц, поэтому любая критика приводила меня в полнейшее уныние.

Во-вторых, свои учебные натюрморты, те немногие, что будут в посте, и которые я тем не менее довольно бережно храню дома на шкафу рядом с глобусом, я практически никому никогда не показывал. Помню, что видели их разве что два человека - и то по причине того, что приходили с фотопаратом, на который я их просил сфотографировать, а отложенные фотографии надежно сложил где-то в залежах своего жесткого и жестокого винчестера. К тому же когда у тебя рисунки большого формата, которые лежат высоко и далеко, не будешь же ты их демонстрировать с победным видом тореадора, раскрывающего красную тряпочку, перед каждым, кто зашел к тебе на чай и кексы?

Однако в подобного тореадора возможно придется сыграть сейчас в этом посте, где в качестве красного покрывала выступят следующие далее работы, а в роли разъяренного и беспощадного быка вполне вероятно выступит многоуважаемая аудитория...

На заглавном фото - изостудия уже практически в "наше время", после ремонта и многочисленных перестановок. Тут учебных постановочных натюрмортов почти не видно - сухоовощи стоят на шкафу, множество экспонатов спрятано внизу под гипсовыми шарами. Но хотя внизу справа на фото прорывается голова петуха (из другой фотокарточки), дети все же рисуют очередной учебный натюрморт. Занятие ведет Любовь Борисовна Куликова.

А вот то же место, но уже с фотографией примерно того времени, когда в изостудии занимался я:

Позади детей - мой педагог, Инна Степановна Соловьева. За ней в принципе тот же самый шкаф, письменный стол, о котором я уже говорил, а вот многочисленных натюрмортов здесь и не видно. Впрочем, как и меня тоже. Детишек на переднем плане я, к своему стыду, не знаю. Хотя, если не ошибаюсь, то слева с кисточками - Юля Горбушина (ныне уже Рябова), вспоследствии выпускница Нижегородского архитектурно-строительного университета и тоже педагог. А вот фотография, где я есть примерно того периода, о котором пойдет речь, это, конечно же, школьное фото, на котором вы меня без труда найдете:

 

Конечно, скажете вы, ведь натюрмортом можно считать и многие другие рисунки, что я уже размещал в предыдущих постах, и будете совершенно правы. Но мы с вами повторяться не будем, однако чтобы и материала было побольше и разнообразнее, начнем немного издалека. Дело в том, что при новой разборке совершенно неожиданно для себя обнаружил множество новых старых рисунков (наверное, придется помещать их в заключительных постах с названием "не включенные" или "забытые"), которые не нашли свое отражение в прошлых записях. Среди них в том числе были и черно-белые монотипии, которые как раз подходят по сегодняшней тематике - рисовали мы тогда все, что видели кругом, а кругом мы видели как раз постановочные учебные натюрморты, самый разнообразный реквизит к ним и богатое убранство изостудии.

Нетрудно догадаться, что перед нами один из стульев студии, на котором ваза с цветами, хотя трудно сказать, какими, и шкаф с телевизором наверху.

Впрочем, что это я, эти монотипии в общем-то не так уж и плохи, особенно если учесть тот факт, что некоторые авторы рисуют примерно так же и сейчас, пребывая во взрослом и весьма солидном возрасте, при этом прекрасно умея подать и продать плоды свои трудов (чего я, кстати, никогда не умел и до сих пор не умею, поэтому это не камешек в их огород, а скорее дань уважения и восхищения).

А вот еще цветы:

Правда, тут уже сложно предположить, где стояла ваза в студии, а может, это и фантазия из разных элементов. Еще одна цветоваза:

Вазу на следующей монотипии и перо павлина, думаю, многие из студийцев прекрасно помнят:

Есть и гордость любой изостудии - самовар. У нас их было невероятное количество самых разных: от маленьких эгоистов, до пузатеньких баринов:

Помню, как в средней или старшей группе Инна Степановна разбирала и объясняла нам основные ошибки в рисунке самовара, сравнивая его строение с анатомией человека. Разумеется, самой распространенной ошибкой всегда было либо поднятие краника слишком высоко, либо же его излишнее опущение. "Представьте себя на его месте: с таким расположением частей тела смогли бы вы жить?" - задавала она нам вопрос. Думаю, все же смогли бы, хотя недолго и очень невесело. Однако сравнение было очень наглядным и уместным.

На рисунке выше - полки с самой разнообразной диковинной посудой, которую бережно собирали и хранили для нас, своих учеников, Владимир Алексеевич Сергеев и Инна Степановна Соловьева. Многие из этих ярких и эмоционально экспрессивных бутылок и ваз мы встречали потом в очередном натюрморте.

А это как, думаю, многие догадались, вовсе не настоящие цветочки, а гипсовый барельеф, который тоже активно используется для тренировки в рисунке.

На последней монотипии совсем неопознанные мной цветочки, но, чтобы не оставлять этот небольшой рисунок в одиночестве, отлученный от своих собратьев, сделанных на одном занятии, разместим его тоже здесь:

Разбирая рисунки, в том числе и большого формата, с удивлением для себя обнаружил, что рисовать учебные натюрморты на больших листах мы начали очень рано - уже в младшей группе. Вот например один из таких рисунков, выполненный акварелью и гуашью, с цветами:

С еще большим удивлением я обнаружил, что рисовали мы их не на простой бумаге, а на старых афишах конца 1980-х годов, посвященных жизни нашего Дворца пионеров (тогда он так назывался).

Если на рисунке выше все же не очень понятно, в какой технике выполнены цветы и окружение - видно, что краска местами взята очень жидко, а с другой стороны есть плотные по тону типично гуашные участки, то вот уже в следующей цветовазе четко узнается техника гуаши по плотности тона:

В более поздние годы понял очевидную истину, когда ты ребенок и ничего не знаешь про оттенки цветов, про светотень, то рисуешь по наитию, а скорее всего просто определяешь локальный цвет предметов и попросту закрашиваешь их - именно так делают практически все дети, и в первых рисунках я тоже не был исключением:

При таком подходе определенного прогресса можно было достигнуть в двух направлениях: 1. научиться более точно определять оттенок цвета того или иного предмета; 2. научиться лучше пользоваться красками, в частности попытаться более умело и плотно накладывать краску, создавая неосознанно разницу в плотности тона отдельных предметов:

Увы, при подобном подходе не спасает и использование самых разных материалов, привлечения новых цветов и оттенков, которое может заворожить и обмануть наивного зрителя, можно добиться разве что добавлением в рисунок новых разнообразных элементов и мелких деталей:

Этот рисунок выше я сделал пастелью дома - сразу угадывается большая ваза для цветов с орнаментом, она есть у нас в доме и сегодня. А вот чашка с кофе - это точно фантазия. В далекие 1990-е кофе у нас дома никто не пил, это был настоящий деликатес "для богатых и обеспеченных". Позади чашки, вероятно, коробка с чайными пакетиками (но я не уверен).

В конце младшей (или начале средней) группе мне запомнился натюрморт, который мы рисовали исключительно черным - потому что за его выполнение Инна Степановна меня похвалила (это я очень хорошо помню до сих пор). А еще впервые во время работы над этим натюрмортом я узнал, что такое блики, что они бывают и их тоже нужно рисовать:

Вероятнее всего, за следующий натюрморт меня едва ли хвалили, даже скорее совсем наоборот. Или же я просто его банально не закончил - и заболел после того, как он перестал получаться:

Смотря на идущие от нарисованных фрутов и овощей акварельные потеки красок, я вспомнил одну интересную историю о времени своего студенчества, которую нам рассказывала Инна Степановна. Думаю, все помнят анекдот про Вовочку, который сначала нарисовал на учительском столе фотореалистичную муху, об которую учитель отбил руку, а затем гиперреалистичного крокодила в ванной, папа, увидев которого, выскочил в нарисованную дверь. Инна Степановна в студенческие была непростым учеником, очень свободолюбивым, с ярким и демонстративным характером, который отрицал банальные формальности и заезженные общепринятие нормы в изобразительном искусстве, предпочитая их искренности самовыражения. Это очень хорошо видно в ее работах, которыми я с вами обязательно поделюсь чуть позже. Один из ее педагогов однажды очень возмущался тем, что рисунок - выполненный акварелью натюрморт - очень неаккуратен: местами краски текли вниз, смешиваясь друг с другом. К тому же в рисунке не было соответствия натуре - никакой вам фотореалистичности или даже простого учебного реализма. И Инна Степановна решила его проучить. Когда в следующий раз педагог обходил ряды работавших студентов, он вновь увидел свежие, бестящие бликами струйки акварельной краски, стремящиеся каплями сосользнуть с края ее работы вниз. "Вот, неужели и потеки убрать нельзя!" - гневно воскликнул он и попытался убрать свежие как ему казалось струйки краски рукой, но только зашуршал пальцами по сухому листу - они были нарисованы его студенткой, которая по его мнению совсем "не умела в реализм".

Очевидно, после первых натюрмортов, наступил некоторый перерыв, после которого мы рисовали уже не красками, а разными куда более интересными (для нас, детей) материалами, например, углем и мелом:

Затем добавили к названным и такие роскошные (для нас тогда) материалы как сангина и соус:

Именно благодаря опыту рисунка с натюрмортами я открыл для себя такую интересную технику - как работа гуашью / акварелью, которая затем дополнялась пастелью. По предварительно выполненному красками подмалевку (гуашь Инна Степановна выдавала нам из больших банок ярким комком краски на палитру, вырезанную из плотных обоев с осенними листьями на обороте - создавая тем самым визуальный аналог работы с масляными красками) пастелью добавлялись новые оттенки, расставлялись необходимые акценты и контрасты. В такой технике я сделал два натюрморта, первый - с корзиночкой и фруктами (он мне не очень нравился, в первую очередь из-за формы корзинки и кувшина), и второй - с цветами.

Большая красная восьмерка в углу - это номер моей группы, рядом с ней - моя карандашная подпись. Инна Степановна всегда заставляла нас подписывать свои работы и очень ругала, если мы не делали этого. Время показало, что это было не просто мудрое решение, а жизненная необходимость. Разбирая фонд с рисунками в изостудии сегодня, самым тяжелым трудом является идентификация работы, так как все равно 80% из рисунков не подписаны...

Несмотря на некоторые явные косяки, которые заметны невооруженным глазом любому профессионалу, этот натюрморт с цветами мне до сих пор нравится. И больше всего, пожалуй, место с центральным красным цветком, вот:

Последним моим успешным учебным натюрмортом в изостудии стал следующий, выполненный гуашью и белилами:

И хотя опять же видны разные недочеты в построении отдельных предметов (рисовали мы этот натюрморт сразу, без карандаша, кистью - как и два предыдущих) есть в нем что-то импрессионистическое. Может, дело в мазках, а может, в незаконченности оставленного белого места листа (что я люблю делать и сегодня). Как бы то ни было, за свой натюрморт я тогда заслужил похвалу своего педагога, что было если в самый последний раз, то уж точно в один из последних.

А вот самый последний из учебных натюрмортов, который я пытался сделать в стенах изостудии, у меня тоже сохранился, вот он:

Невооруженным глазом видно, что рисунок, во-первых, как минимум не закончен, а во-вторых, с ним что-то не так. И это самое "не так" и есть история этого рисунка. Начал работу над ним я довольно быстро и смело - разметив цветом отдельные отрезки, обозначив контрасты и тон. Помню, за скорость и напор тогда меня даже похвалили. Но большая работа - это не победа сразу, экспромтом, с наскоком. Поэтому уже примерно к третьему занятию я совсем потерялся и не знал, что делать с этим рисунком. Может, все дело в подростковых гормонах и максимализме, может, в моем ярком и противном характере, который требовал быстрого результата, не знаю. А может, я просто не знал еще как нужно работать с акварелью, так как ранее рисовал исключительно гуашью (или акварелью с белилами). В общем, вскоре как это часто бывает я попросту "забил" рисунок избыточным количеством краски.

Выход был один - убирать излишки цветового слоя. И Инна Степановна устроила показательный смыв моего натюрморта под краном в раковине. Делалось это, конечно, чтобы показать другим, что бывает, когда делаешь не так, как нужно. Да и я не помню никакого чувства обиды от этих действий даже в присутствии других членов группы. Ну, да, ну, смысли, ну, что ж теперь, выходит, так было нужно.

Однако практически сразу после этого события я разочаровался в этом рисунке, как отец теряет веру в нашкодившего и провинившегося по-крупному сына, и забросил его в шкаф, опять же совершенно не представляя, что с ним вообще можно дальше сделать. Не вышло - ну, пускай, значит, надо оставить, спрятать, забыть свою неудачу.

Все произошеднее и рассказанное во многом определило дальнейшее развитие событий. Но об этом чуть позже.