Заслуживает похвального слова в свой адрес также и советская детская писательница Клара Моисеевна Моисеева: ведь именно с ее детской повести под названием «Учись, Сингамиль!», и началось, кстати говоря, лично моё знакомство с шумерской цивилизацией и культурой. Несмотря на то, что эта повесть о двух шумерских мальчиках, живших в эпоху Третьей Династии Ура, рассчитана на правоверных, целомудренных и девственно невинных советских октябрят и пионеров (и, следовательно, лишена каких-либо пикантных подробностей), она, тем не менее, сделана достаточно качественно: своего рода адаптация и пересказ монографии И. М. Дьяконова для школьников. Я, помнится, получила искреннее удовольствие, когда прочла эту вещь в нежном октябрятском возрасте; до сих пор хорошо помню своё удивление от того, что самой древней цивилизацией на Земле был, оказывается, Шумер (ибо до этого я считала древнейшей цивилизацией Египет, а о Месопотамии ещё не знала).

Простим Моисеевне допущенный в ее повести анахронизм, способный покоробить по-настоящему вошумеренных людей! — похороны энтум Нин-дады, искусственно «перенесенные» из Раннединастического периода в Старовавилонскую эпоху! — ибо она допустила его отнюдь не из-за невежества, а преднамеренно (о чем сама говорит в своем предисловии к повести). Не стоит забывать о том, в какое время создавался «Учись, Сингамиль!» — тогда, при Совке, каждый автор, взявшийся сочинять что-либо о Древнем мире, должен был просто обязан всячески подчеркивать «свинцовые мерзости рабовладельческого строя» (чтоб советский школьник ни на миг не переставал благодарить товарища Сталина за свое счастливое детство!) Вспомните хотя бы коротенькие зарисовки из статьи «Человек в Древнем Вавилоне», в детской энциклопедии 50-60-х годов, — в них тоже приводятся страшилки о зверски замученном рабе-должнике, и о несчастном старике, утопленном по подозрению в колдовстве…

Подчеркнула «свинцовые мерзости шумерской жизни» и Моисеевна (эпоха от нее требовала!) — красочно расписав, как во время пышных похорон почившей энтум Нин-дады коварные жрецы-мракобесы жестоко отравили всех ее многочисленных слуг и служанок…

Еще заслуживают внимания исторические повести Моисеевны, рекомые «В древнем царстве Урарту» (про борьбу армян с ассирийцами) и «Звёзды мудрого Бируни» (про средневековый Узбекистан).

Ну, а про Абуни и Сингамиля, главных героев повести про Ур, я уже давно мечтала нарисовать собственную иллюстрацию… хотела ослэшить нежные отношения двух шумерских мальчиков, подав их в голубом ключе Все-таки ведь повесть начинается с того, как один шибко грамотный шумеренок, начитавшись в эдуббе Эпоса о Гейгамеше, ощутил потребность в крепкой мужской дружбе — и начал присматриваться ко всем окрестным шумерятам, выискивая себе из них подходящего «Энкиду»…

Ура, ура!!! Наконец-то она готова!!!

Стишки, разумеется, фигня полная, — но хай будут для пущей уржачности!

Голубые радости шумерской жизни

Любил Инанну эн Урука, пока не встретил Энкиду —

Давно мечтал иметь он друга, делить с ним радость и беду…

Мечтал о грубом, волосатом и первобытном дикаре…

И вот, представьте-ка, ребята, — его он встретил во дворе!

Они друг друга полюбили и враз на подвиги пошли —

Быка с Хумбабой зарубили и пол-Урука разнесли.

Да, это был забавный номер — в слугу влюбленный господин…

Но Энкиду внезапно помер — и Гейгамеш дружил один!

Своими энскими руками дружил себя во все места…

Но сердце царское не камень — без Энкиду любовь не та!

И о любовнике покойном до самой смерти он тужил —

Похоронил его достойно и песнь печальную сложил.

Страдал без ласк его звериных, ревел от горя, как осел, —

Инанну в ярости покинул, другую бабу не завел…

Мораль истории прозрачна: лугаль, отмеченный судьбой,

Не подходил для жизни брачной, а подходил для голубой.

Пока приходят из пустыни крутые звери-пацаны,

Инопланетные богини Урукским геям не нужны!

…Читая эпос о герое, любой шумер мотал на ус:

Что жизнь интимную устроить и без семейных можно уз,

Что можно друга вместо бабы себе спокойно завести,

С ним вместе спать, оргазм неслабый в мужских объятьях обрести…

Идя под вечер из эдуббы, держались за руки друзья

И целовались нежно в губы, взаимной страсти не тая…